1872—1936
М. Кузмин, 1910-е годы
Михаил Алексеевич Кузмин родился и Ярославле, детство провел и Саратове, с 13 лет жил в Петербурге. Волга и Петербург — две родины и две важные темы его творчества. Родители Кузмина были староверами; русские, «заволжские» корни кузминской поэзии заметили еще Анненский и Блок. В конце 1890-х — начале 1900-х годов, после глубокого духовного кризиса и путешествий в Египет, в Италию, он много ездит по русскому Северу, изучает сектантские песни, духовные стихи. Определяются его наиболее устойчивые интересы: раннее христианство с элементами язычества, францисканство, старообрядчество, гностицизм.
Три года Кузмин учился в Петербургской консерватории у Н. А. Римского-Корсакова; музыка осталась одним из главных увлечений поэта. Сопутствовала она и его вступлению в литературу: написанный свободным стихом цикл «Александрийские песни», принесший Кузмину известность (вошел в его первый сб. «Сети». М., 1908), создавался именно как песни и романсы. Стилизованная «под XVIII в.» музыкальная пастораль Кузмина «Куранты любви», охотно им исполнявшаяся, была издана вместе с нотами (М., 1910). Кузмин — автор музыки к постановке «Балаганчика» Блока в театре Комиссаржевской. Был связан с Дягилевым, К. Сомовым и другими деятелями «Мира Искусства», театральными кругами; несколько лет (1907—1912) Кузмин — постоянный насельник «башни» Вяч. Иванова 1905—1909 годы — период подчеркнутого эстетства и дендизма Кузмина. Блок считал их «маскарадными» и надеялся, что Кузмин «стряхнет с себя ветошь капризной легкости». В дальнейшем поэзия Кузмина обретает большую глубину и одухотворенность.
Являясь своим, «домашним» человеком в различных артистических кругах. Кузмин ни с одним из направлений не был связан организационно, охраняя присущую ему художническую независимость. Творчество Кузмина снимает существенную в русской поэзии XX в. оппозицию «символизм-акмеизм»
Уважение и внимание к предметному миру с ясными и четкими контурами сделали его учителем акмеистов. Но «мелочи» жизни для него не самоценны, они воплощают милость Божью, которая дается смиренным
Предметный мир у зрелого Кузмина непременно пронизан горним светом («В капле малой — Божество»). В этом Кузмин — человек позднего символизма. «Вещный» символизм Кузмина и сходен с символизмом Анненского и полярен ему: у Анненского “вещи” объединены с человеком глубоким родественным страданием, общей отторженностью от целого и зарошенностью и трехчерный мир, у Кузмина родственным же, но радостным, благодарным, “францисканским” чувством общей причастности к высшему, духовному началу. Ведущая тема его зрелой лирики (а также и прозы) — путь души через любовь и красоту к духовному просветлению. Душа (“Психея”) и сердце — излюбленные образы поэзии Кузмина, им сопутствуют образы пути, полета, легкости.
При всей цельности облика автора в кузминской поэзии (не подменяемого «лирическим героем») в нем остается противоречие, создающее трудность для восприятия: соединение глубокой религиозности — церковной, обрядовой, бытовой — с дендизмом, эстетством, с пряной и сентиментальной эротикой. Может быть, что-то здесь прояснит автохарактеристика из письма 1901 г.: «Я только прислушиваюсь и звучу как гонг, ударяемый кем-то. Кто я, чтобы придумывать? Я могу придумывать прически, духи, цвет рубашек, переплеты книг, но духа я не ломаю и не придумываю». Во всем творчестве Кузмина два плана как бы накладываются и пронизывают друг друга: «мелочи» то сквозят глубиной, то совсем затемняют ее.
Стихи Кузмина в сборниках 1918—1929 гг. все более усложняются, становятся герметичны, появляются трагические ноты. Гностическая, оккультная, магическая тематика и многократное взаимоотражение образов-символов
324
разных культурно-исторических планов в поздней лирике Кузмина порой делают ее чрезвычайно трудной для прочтения. Но часто при этом сохраняется и «прекрасная ясность». Художественное воздействие достигается самим сочетанием простоты и загадочности: «Чем рассудку темней и гуще, /Тем легче легкой душе».
Раскованность и изощренность поэтической формы Кузмина, безграничная свобода выбора тем, слов и звучаний, возможность бесконечных взаимоотражений образов могут ощущаться как некая опасность для поэзии, как предел дозволенного в искусстве. Но в поэзии Кузмина свобода не переходит в произвол, умеряясь вольной покорностью внешнему и внутреннему канону.
Изд.: Кузмин М. Избранные произведения. Л. 1990.
Из цикла «Александрийские песни»: ……………..
