Да, можно любить, ненавидя…
Да, можно любить, ненавидя,
Любить с омраченной душой,
С последним проклятием видя
Последнее счастье — в одной!
О, слишком жестокие губы,
О, лживый, приманчивый взор,
Весь облик, и нежный и грубый,
Влекущий, как тьма, разговор!
Кто магию сумрачной власти
В ее приближения влил?
Кто ядом мучительной страсти
Объятья ее напоил?
Хочу проклинать, но невольно
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно, мне больно…
Но я повторяю: люблю!
Читаю в насмешливом взоре
Обман, и притворство, и торг…
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженьи восторг!
Когда поцелуи во мраке
Вонзают в меня лезвие,
Я, как Одиссей о Итаке,
Мечтаю о днях без нее.
Но лишь Калипсо я покинул,
Тоскую опять об одной.
О горе мне! жребий я вынул,
Означенный черной чертой!
Встреча
O toi que j’eusse aimee,
o toi qui le savais!
Charles Baudelaire.
«A une passante» *
О, эти встречи мимолетные
На гулких улицах столиц!
О, эти взоры безотчетные,
Беседа беглая ресниц!
На зыби яростной мгновенного
Мы двое — у одной черт;
Безмолвный крик желанья пленного:
«Ты кто, скажи?» Ответ: «Кто ты?»
И взором прошлое рассказано,
И брошен зов ей: «Будь моей!»
И вот она обетам связана…
Но миг прошел, и мы не с ней.
Далёко там, в толпе, скользит она,
Уже с другим ее мечта…
Но разве страсть не вся испытана,
Не вся любовь пережита!
* (фр.) О ты, которую я мог бы полюбить,
о ты, которая это знала! Ш. Бодлер. «Прохожей»
1904
МЕРТВАЯ ЛЮБОВЬ
РАННЯЯ ОСЕНЬ
Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прозрачны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота.
Листья со вздохом, под ветром, их нежащим,
Тихо взлетают и катятся вдаль
(Думы о прошлом в видении нежащем).
Жить и не жить — хорошо и не жаль.
Острым серпом, безболезненно режущим,
Сжаты в душе и восторг и печаль.
Ясное солнце — без прежней мятежности,
Дождь — словно капли струящихся рос
(Томные ласки без прежней мятежности),
Запах в садах доцветающих роз.
В сердце родник успокоенной нежности,
Счастье — без ревности, страсть — без угроз.
Здравствуйте, дни голубые, осенние,
Золото лип и осин багрянец!
Здравствуйте, дни пред разлукой, осенние!
Бледный — над яркими днями — венец!
Дни недосказанных слов и мгновения
В кроткой покорности слитых сердец!
21 августа 1905
СНОВА
Почему мы снова связаны
Страсти пламенным жгутом?
Иль не все слова досказаны
В черном, призрачном былом?
Почему мы снова вброшены
Вместе в тайну темноты?
Иль не все надежды скошены,
Словно осенью цветы?
Мы, безвольные, простертые,
Вновь — на ложе страстных мук.
Иль в могиле двое, мертвые,
Оплели изгибы рук?
Или тени бестелесные,
Давней страсти не забыв,
Всё хранят объятья тесные,
Длят бессмысленный порыв?
Боже сильный, власть имеющий,
Воззови нас к жизни вновь, —
Иль оставь в могиле тлеющей, —
Страшен, страшен сон яснеющий,
Наша мертвая любовь!
1907
ХОЛОД
Холод, тело тайно сковывающий,
Холод, душу очаровывающий…
От луны лучи протягиваются,
К сердцу иглами притрагиваются.
В этом блеске — все осилившая власть,
Умирает обескрылевшая страсть.
Все во мне — лишь смерть и тишина,
Целый мир — лишь твердь и в ней луна.
Гаснут в сердце невзлелеянные сны,
Гибнут цветики осмеянной весны.
Снег сетями расстилающимися
Вьет над днями забывающимися,
Над последними привязанностями,
Над святыми недосказанностями!
13 октября 1906
В ПОЛНОЧЬ
«Ты — мой, как прежде?» — «Твой, как прежде!» —
«Ты счастлив?» — «Счастлив». — «Всё, как прежде!»
Полночь в стекла сонно бьет.
Ночь свершает свой обход.
«Целуй меня! Целуй, как прежде!» —
«Тебя целую я, как прежде!»
Заступ в землю глухо бьет,
Ночь свершает свой обход.
«Мы в мире лишь вдвоем, как прежде?» —
«Да, в мире лишь вдвоем, как прежде».
Кто сказал, что гроб несут?
Четок, четок стук минут!
«А где ж блаженство, то, что прежде?» —
«Блаженство было прежде, прежде!»
Чу! земли за комом ком.
Ночь застыла за окном.
«Иль мы в могиле, вновь, как прежде?»
«Да, мы в могиле, вновь, как прежде».
Ветер травы сонно мнет.
Ночь свершает свой обход.
1908
УМИРАЮЩИЙ КОСТЕР
Бушует вьюга и взметает
Вихрь над слабеющим костром;
Холодный снег давно не тает,
Ложась вокруг огня кольцом.
Но мы, прикованные взглядом
К последней, черной головне,
На ложе смерти никнем рядом,
Как в нежном и счастливом сне.
Пусть молкнут зовы без ответа,
Пусть торжествуют ночь и лед, —
Во сне мы помним праздник света
Да искр безумный хоровод!
Ликует вьюга, давит тупо
Нам грудь фатой из серебра, —
И к утру будем мы два трупа
У заметенного костра!
Декабрь 1907
ИЗ ТИХИХ БЕЗДН
Из тихих бездн — к тебе последний крик,
Из тихих бездн, где твой заветный лик
Как призрак жизни надо мной возник.
Сомкнулся полог голубой воды,
И светит странно в окна из слюды
Медузы блеск и блеск морской звезды.
Среди кораллов и гранитных глыб
Сияют стаи разноцветных рыб.
Знакомый мир — ушел, отцвел, погиб.
Я смертно стыну в неотступном сне…
Зачем же ты, в холодной глубине,
Как призрак жизни, клонишься ко мне?
Я в тихих безднах помню прошлый рай.
Из тихих бездн к тебе мой крик, — внимай:
В последний раз, в последний раз, — прощай!
8 ноября 1906
Лучшие внецикловые сонеты Брюсова
Сонеты Брюсова не ограничиваются двумя венками, приведенными выше. К наиболее известным и значительным его работам в сонетной форме относятся следующие произведения.
«Сонет к форме»
Смотрите это видео на YouTube
Юношеское произведение 21-летнего Брюсова, сонет-манифест о воплощении сути символизма – выражении высшей идеи, образа в отточенной форме.
«Миги»
Еще один сонет, посвященный раздумьям над поэтикой. Поэтическое вдохновение нисходит к автору в образе нимфы, говорящей, что жизнь поэта – вне этого мира, в «вечной вышине».
«Сонет к мечте»
В сонете показано духовное опустошение поэта, его одиночество и оторванность от мира (образ запертой двери). Также вновь поэтизируется явление некого фантома в женском образе, на сей раз предрекающего гибель.
Всего в творческом наследии Брюсова – около сотни сонетов.
***
Место сонета в творчестве Валерия Брюсова
На изломе эпох русская поэзия устремилась к экспериментам и новаторским преобразованиям. Жизнь становилась похожа на театральное представление, а каждый поэт выступал сразу в нескольких ролях, избирая, в зависимости от ситуации, наиболее подходящую.
На волне необычайного культурного подъема и исторических перемен поэты искали литературные формы, которые соответствовали бы стремительному темпу новой жизни и вместе с тем отличались оригинальностью стиля. Неудивительно, что краткий и четко выстроенный сонет вновь возник из забвения.
Одним из главных популяризаторов сонета – как в теории, так и на практике – стал Валерий Брюсов, называвший сонет «идеальной формой». Благодаря его усилиям, как и ряда других поэтов-современников, поэтическая школа русского символизма максимально близко подошла к классическому сонету.
В сонетах Брюсова полнее всего отразилась доминирующая тема его творчества – драматический диалог Жизни и Смерти, их вечное противостояние. Поэт проводит параллели между страстью и смертью, а в качестве способов преодолеть последнюю рассматривает поэзию и любовь. Вместе с тем, творец, поэт, по мнению Брюсова, несовместим с земной суетностью и толпой.
Существенная часть брюсовских сонетов – это послания (например, сонеты к Бальмонту, Северянину), посвящения (сонет на смерть Скрябина), портреты, надписи в альбомах, все вместе образующие что-то вроде диалога с предшественниками и современниками. Брюсов обращается к библейским и мифологическим образам («Моисей», «К Пасифае»), историческим личностям («Клеопатра»), известным персонажам мировой литературы («Дон-Жуан»).
Среди всей совокупности сонетов, написанных Брюсовым, особняком стоят циклы сонетов, так называемые венки.
В полях забытые усадьбы…
В полях забытые усадьбы
Свой давний дозирают сон.
И церкви сельские, простые
Забыли про былые свадьбы,
Про роскошь барских похорон.
Дряхлеют парки вековые
С аллеями душистых лип.
Над прудом, где гниют беседки,
В тиши, в часы вечеровые,
Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.
Выходит месяц, нежит ветки
Акаций, нежит робость струй.
Он помнит прошлые затеи,
Шелк, кружева, на косах сетки,
Смех, шепот, быстрый поцелуй.
Теперь всё тихо. По аллее
Лишь жаба, волочась, ползет
Да еж проходит осторожно… И всё бессильней, всё грустнее
И всё бессильней, всё грустнее
Сгибаются столбы ворот.
Лишь в бурю, осенью, тревожно
Парк стонет громко, как больной,
Стряхнуть стараясь ужас сонный…
Старик! Жить дважды невозможно:
Ты вдруг проснешься, пробужденный
Внезапно взвизгнувшей пилой!
1910 — 1911
Всё кончено
Эта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу,- а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.
Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль, несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Вереница неясно туманная.
Не сойдёмся мы вновь никогда, никогда,
О любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда…
Навсегда? Что за мысль несказанная!
Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю,
В этой муке нашёл я родник красоты,
Упиваюсь изысканной мукою.
«Никогда мы не будем вдвоём,- я и ты…»
И на грани пред вечной разлукою
Я восторгов ищу в тайной муке мечты,
Я восторгами сердце баюкаю.
Тени
Сладострастные тени на темной постели окружили, легли,притаились, манят.
Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий,тягучий, глухой аромат.
И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавитьсвои пальцы в округлости плеч,
Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске курящихся свеч;
Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер,оттенки волос…
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела в разноцветный хаос.
О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краск стыдливой зари!
О, весенние звуки в серебряном сердце и твой сказочно — ласковый образ, Мари!
Это утро за ночью, за мигом признанья, перламутрово-чистое утро любви,
Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде точно отблеск — улыбки твои!
Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву в безграничности грез…
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты в разноцветный хаос.
1895
Венки сонетов Брюсова
Венок сонетов представляет своего рода поэму из 15 сонетов, выстроенных в определенной последовательности. Главный сонет – магистрал – замыкает композицию, но создается в первую очередь. Он содержит в себе замысел, основную идею всего венка сонетов. Уже после него пишутся остальные 14 сонетов, причем каждый должен открываться и завершаться строкой из магистрала следующим образом:
- начало сонета №1 – первая строка магистрала, окончание – его вторая строка,
- начало сонета №2 – вторая строка магистрала, окончание – третья строка,
- все дальнейшие сонеты поочередно следуют этому порядку,
- сонет №14 открывается тринадцатой строкой магистрала и завершается его четырнадцатой, последней строкой.
Таким образом, замыкается кольцо срок (отсюда и название – венок), и квинтэссенция поэмы раскрывается в последнем 15-ом сонете.
Эта изысканная форма построения, представляющая вызов для поэтов, была изобретена еще в XIII веке, на родине сонета – в Италии. Она требует от поэта высочайшего мастерства: ввиду трудностей с подбором рифм и из-за жестких правил архитектоники не каждому удается с ней справиться.
В творчестве Брюсова есть два замечательных сонетных венка: «Роковой ряд» и «Светоч мысли».
«Роковой ряд»
«Роковой ряд» был написан Брюсовым в 1916 году в рекордно короткие сроки: всего один неполный день, как писал сам автор в дневнике – полчаса на сонет.
Венок обобщает любовную тему в творчестве автора. Сонеты, входящие в цикл, озаглавлены женскими именами и посвящены реальным женщинам, вероятно, возлюбленным и музам поэта.
Первый сонет «Рокового ряда» начинается следующими строками:
Внешность героинь сонетов представлена в общих чертах и несколько однообразно, а имена зашифрованы (в названиях сонетов – преимущественно уменьшительные формы: Леля, Маня, Таня и др.), поэтому неизвестно, кому конкретно адресованы стихи. Но, возможно, среди них есть увлечения молодых лет автора: Елена Маслова и Наталья Дарузес, более позднего периода: Мария Ширяева, Людмила Вилькина, Надежда Львова и другие, а также супруга поэта – Иоанна Брюсова.
В магистрале венка, озаглавленном «Заключительный», Брюсов подводит итог своим размышлениям о «священных образах» бывших возлюбленных, прошедших «туманным строем» в его воспоминаниях и причинивших тоску и боль, но вместе с тем ставших счастьем и усладой.
Стоит отметить, что в магистрале использована неканоническая схема рифмовки в катренах (АВАВ АВВА), а терцеты рифмуются по традиционной для французского сонета схеме (ССD EED). Также Брюсов отошел от канона, когда спустя три года написал еще один, шестнадцатый сонет венка, озаглавленный «Кода». Дополнительный сонет, посвященный очередной возлюбленной, однако, не вносит ничего нового в концепцию этого венка.
«Светоч мысли»
«Светоч мысли» состоит из пятнадцати сонетов-частей, соответствующих этапам развития цивилизации и озаглавленных «Атлантида», «Халдея», «Египет», «Эллада» и т. д. «Светоч» здесь означает носителя высоких идей свободы, истины, человеческого разума. Таким образом, главная тема всего произведения – главенство разума, идеи просвещения в обществе.
Для венка характерны торжественность, пафос, использование слов высокого стиля и устаревших слов. Его магистрал звучит следующим образом:
В сонете (как и во всем цикле) показано поступательное историческое развитие народов, стремление разума перейти из «хаоса стихийных сил» к «высшей сфере».
Одиночество
Проходят дни, проходят сроки,
Свободы тщетно жаждем мы.
Мы беспощадно одиноки
На дне своей души-тюрьмы!
Присуждены мы к вечной келье,
И в наше тусклое окно
Чужое горе и веселье
Так дьявольски искажено.
Напрасно жизнь проходит рядом
За днями день, за годом год.
Мы лжём любовью, словом, взглядом. –
Вся сущность человека лжёт!
Нет сил сказать, нет сил услышать.
Невластно ухо, мёртв язык.
Лишь время знает, чем утишить
Безумно вопиющий крик.
Срывай последние одежды
И грудью всей на грудь прильни, –
Порыв бессилен! Нет надежды!
И в самой страсти мы одни!
Нет единенья, нет слиянья, –
Есть только смутная алчба,
Да согласованность желанья,
Да равнодушие раба.
Напрасно дух о свод железный
Стучится крыльями, скользя.
Он вечно здесь, над той же бездной:
Упасть в соседнюю – нельзя!
И путник посредине луга,
Кругом бросает тщетный взор:
Мы вечно, вечно в центре круга,
И вечно замкнут кругозор!
1903
Три женщины — белая, черная, алая…
Три женщины — белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. Зачем и когда
Вы вторглись в мечту мою? Разве немало я
Любовь восславлял в молодые года?
Сгибается алая хищной пантерою
И смотрит обманчивой чарой зрачков,
Но в силу заклятий, знакомых мне, верую:
За мной побежит на свирельный мой зов.
Проходит в надменном величии черная
И требует знаком — идти за собой.
А, строгая тень! уклоняйся, упорная,
Но мне суждено для тебя быть судьбой.
Но клонится с тихой покорностью белая,
Глаза ее — грусть, безнадежность — уста.
И странно застыла душа онемелая,
С душой онемелой безвольно слита.
Три женщины — белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. И кто-то поет,
Что нет, не довольно я плакал, что мало я
Любовь воспевал! Дни и миги — вперед!
1912
